Новгорода?
Отвечаю: да, на мой взгляд, Свечин вполне естественно и органично вписывается в контекст той эпохи и той местности, кои он пытается воссоздать в своих книгах, – насколько могу об этом судить, опираясь на личный опыт и сведения, почерпнутые из других источников.
Николай Свечин (в миру – Николай Викторович Инкин) – банковский служащий из Нижнего Новгорода, экономист по образованию, в свободное от работы время – краевед-любитель, автор исторических «ярмарочных» детективов в духе Б. Акунина (так как Акунина никогда не читал, если не считать русских переводов Мисимы, Маруямы и пр., то за «дух» ручаться не буду). Прочая же часть легенды выглядит вполне правдоподобно. Во всяком случае, правдоподобней, чем жизнеописание некоего писателя Алексея Маврина.
Тем, кто уже забыл или никогда не слышал эту историю, напомню, что несколько лет назад в нашей стране вышел шумно разрекламированный мистический триллер «Псоглавцы» никому не ведомого литератора Маврина. Позднее выяснилось, что Маврин – псевдоним весьма себе известного прозаика Алексея Иванова. Кстати, действие книги, как и в случае с «Завещанием Аввакума», происходит на территории Нижегородской области.
Авторский почерк Свечина чем-то напомнил мне творческую манеру создателя «Псоглавцев» – не активным использованием элементов мистики, саспенса или же подчеркнуто бытового реализма – этого в «Завещании Аввакума» вовсе нет, но пристальным вниманием к истории, а также введением в повествование сакральной реликвии, загадочного артефакта, таящего в себе огромную мощь.
Без последнего в наше время практически ни одна книга не обходится – от Умберто Эко до Дэна Брауна и от Донны Тартт до Жауме Кабре, поэтому добавлю еще, что в центре внимания как Инкина-Свечина, так и Иванова-Маврина оказывается история раскола (в первую очередь – ее нижегородская составляющая), причем историю эту оба автора дружно выносят как бы за скобки повествования, подавая ее в виде лирических отступлений или сухих справок.
Сходство между «Псоглавцами» и «Завещанием» на этом, правда, и заканчивается. Ибо как бы ни ругали Иванова за то, что подался в Маврины, а Свечину и до Маврина далеко.
Признаться, давно не читал такой веселой – с точки зрения языка – книги. С тех самых пор, как рыдал от хохота над словесной пляской святого Витта у Александра Иличевского в его незабвенном романе «Матисс».
Впрочем, Свечин все-таки несравнимо лучше. Во-первых, он не строит из себя гения изящной словесности, и его вербальные «заносы» порождены не манией величия, но искренним желанием сказать красиво, а также попытками – чаще всего, увы, несостоятельными – стилизации под разговорную речь позапрошлого века. Автор и сам признает, что перо его – «слабое», и подобное смирение тоже не может не вызвать симпатию. Во-вторых, несмотря на заведомую «легкость» жанра, Свечин подходит к делу с исключительной серьезностью. Чувствуется, что человек покорпел над книгами, причем не над одним только Мельниковым-Печерским, да и архивной пылью наверняка успел пропитаться – приведенной в книге информации вы в Википедии не найдете.
Что касается детективной фабулы, то она, конечно, не выдерживает никакой критики и более всего напоминает игру в поддавки: главный герой – бравый ярмарочный полицейский-супермен Алексей Лыков только и делает, что проявляет чудеса силы и сноровки, а улики, вещдоки и прочие мелочи, подобно пирожку из «Мойдодыра», сами прыгают ему в руки: «Ну-ка, съешь меня, дружок!»
Лыков – настоящий былинный русский богатырь, хотя с виду не скажешь. Представьте себе эдакого васнецовского Алешу Поповича (может, не зря они тезки?), который рвет, как Тузик – грелку, кандальные цепи, выдирает с мясом из косяков дубовые двери, выламывает стальные решетки и одним ударом отправляет в нокаут сразу трех противников.
Вот, правда, с юридической точки зрения герой отнюдь не безупречен. Нет, он чтит букву закона, но там, где закон сам мешает себя соблюдать, он, не мудрствуя лукаво, легко его переступает.
Там, где дело до суда может и не дойти или приговор заведомо окажется не соответствующим преступлению, Алексей вершит правосудие собственными руками (причем чаще всего голыми).
Злодеи же преступники у Свечина столь ужасны и живописны, что так и просятся в музей мадам Тюссо. Один Ося-Душегуб чего стоит, да и контролирующая игорные дома банда персов-душителей – ему под стать. Однако не стоит забывать, что ярмарочный детектив – жанр особый, ведущий свою родословную от народного лубочно-балаганного искусства, и к критическому реализму, равно как и к историческому повествованию, непосредственного отношения не имеет. Ему свойственны нарочитая грубоватость, подчеркнутое простодушие, незатейливость и безыскусность – иначе публика просто не поймет. И если уж имеет душегуб на своей отсутствующей совести десятки невинных жертв, то с ним и церемониться нечего: взять да и придушить при аресте. Нечаянно. А то ведь с каторги все равно убежит – вешали-то тогда исключительно Желябовых да Перовских.
К счастью, кривобокая и колченогая криминальная канва – не единственная, да и, пожалуй, не главная составляющая романа. Помимо ужасных преступлений и не менее ужасных за них воздаяний, книга изобилует интересными фактами из истории Нижегородской ярмарки и церковного раскола, любопытными географическими, архитектурными, этнографическими и бытовыми подробностями и деталями, позволившими мне почти в буквальном смысле побродить по улицам родного города образца полуторасталетней давности. Того города, который – хотя бы отчасти – мне еще посчастливилось застать и от которого, благодаря современной градостроительной политике, мастерам точечной застройки и моде на большие гипермаркеты, сегодня остались лишь рожки, да ножки, да еще фотографии Дмитриева и Карелина, выцветшие гравюры и пыльные муляжи в музеях.
Не могу не упомянуть топонимы, которые ласкали мой слух на протяжении всего чтения: Кунавино, Сормово, Подновье, Гордеевка, Бурнаковка. Дальше – больше: Павлово-на-Оке, Богородск, Ворсма, Тумботино, Воротынец.
Несколько смущал только остров Кавказ, на котором свила себе гнездо криминальная вольница с одноименных гор и держала в страхе всю ярмарку. Нет у нас такого острова – ни на Волге, ни на Оке. Однако, когда местные власти в результате молниеносной спецоперации привели это вместилища представителей маленьких, но гордых народов к единому знаменателю и включили его в ярмарочную территорию, отдав под мочальные склады, все встало на свои места и пазл сложился: есть такое место на карте города – Мочальный остров называется! Там даже омики пассажирские с линии Горький – Бор раньше якорь бросали, поскольку остров облюбовали дачники и рыболовы. Интересно, что там сейчас? Вообще интересно было читать «Завещание Аввакума». Николай Свечин, на мой взгляд, вообще писатель недооцененный: сделав карьеру в легком жанре, он, по сути, исключил из рядов своих читателей серьезных историков, культурологов, краеведов. Что жаль.
В звуковом формате роман Николая Свечина «Завещание Аввакума» представлен в исполнении Геннадия
